Координационный Совет Соотечественников в Китае

Люди, хоть раз побывавшие в Харбине, называют его не иначе как Русская Атлантида. Загадочный древний мир, ушедший под воду, бесспорно, имеет духовную близость с этим удивительным городом. Судьба русского Харбина трагична. Люди, трудившиеся над его созданием, мечтавшие о его славном будущем, восхищавшиеся его красотой и изяществом, покинули его – уехали, погибли, умерли. А Атлантида стала спускаться в пучину нового, чужого мира. Она умирала медленно, пламя жизни угасало вместе со смертью каждого из его верных смотрителей. В 1990-х годах их осталось 12, новое тысячелетие встречало только четверо. Жизнь этих людей была настолько трагична и насыщенна, что она вполне могла бы стать основой сюжетов к нескольким фильмам и романам. Но сами по себе они едва ли требуют художественного обрамления. А потому автор взяла на себя труд лишь собрать, разрозненные сведения, обобщив их в рамках единого повествования, надеясь на то, что, соприкоснувшись с судьбами последней русской четвёрки Харбина, читатель испытает те же чувства восхищения и скорби, что испытала она. Михаил Михайлович Мятов родился 5 ноября 1912 г. в Самаре. Его отец был известным в городе купцом, который, финансово окрепнув, женился на Елизавете Алексеевне, родившей своему мужу помимо сына Миши ещё пятерых сыновей. Отец возлагал на них большие надежды. Однако революция и гражданская война внесли сильные изменения в жизнь семьи. С приходом к власти большевиков, нажитые тяжёлым трудом капиталы семьи Мятовых стали переходить из рук в руки. И отец Михаила Михайловича с женой и шестью сыновьями, спасая свою жизнь, вынуждены были бежать сначала в Сибирь, затем в Забайкалье, а оттуда – в Харбин. В Харбине семейство Мятовых пыталось сохранять тот образ жизни, который вырабатывался ими годами. Они ходили в оперу, театр, аплодировали Шаляпину, Вертинскому, солистам оперы Пуччини «Мадам Баттерфляй»^[1]. Родители стремились дать своим сыновьям хорошее образование. Михаил Михайлович, в частности, выезжал на учёбу в Бельгию, в г. Льеж, где он освоил специальность менеджера и выучил три европейских языка (французский, немецкий, английский). По возвращении в Харбин он устроился на работу в русско-датскую компанию по заготовке продовольствия (в то время русские специалисты очень ценились во всём мире!) Позднее в Харбине Михаилом Михайловичем была создана собственная компания по производству парфюмерных изделий, сырьё для которой привозилось из Франции^[2]. Однако в 1932 г. компания была вынуждена закрыться в связи с приходом Квантунской армии. В период японской оккупации Михаил Михайлович изучил японский язык и пытался искать работу, что было крайне сложно из-за низкого социального положения русских и китайцев в японской среде. Японцы говорили: мы «единственная божественная нация на земле, вот почему она не смешивается с другими народами. У нас святая культура, и вообще в Японии все свято. Мы отнюдь не намерены, как это делали в свое время китайцы, насаждать свою культуру среди завоеванных народов. Зачем? Они просто исчезнут с лица земли: корейцы погибнут от собственных пороков, китайцы станут жертвами опиума, русских погубит водка…Большинство из них (русских.— прим. автора) коммунисты или сочувствующие и проводят здесь пропагандистскую работу… Наша обязанность — препятствовать этому любыми способами. Надо руководствоваться принципом, что лучше наказать тысячу невинных, чем позволить хотя бы одному активному пропагандисту остаться на свободе»^[3] Кроме того, согласно закону «О принудительном заключении», действовавшем на территории Маньчжоу-Го, в лагеря по исправлению идеологии могли отправляться все, кто представлял даже теоретическую опасность^[4]. В этот период жизнь развела братьев Мятовых. Все братья, кроме Михаила Михайловича, уехали из Китая в Австралию и США. Тысячи других русских людей также спешили перебраться в Бразилию, Парагвай, Новую Зеландию и другие страны. В августе 1945 г. в Китай вступили советские войска, сразу начавшие работу по очищению дружественной китайской территории от японских шпионов и «бывших» русских граждан. Эшелоны с «белыми» русскими шли в Советский Союз, практически все пассажиры этих поездов пропадали без вести, как пропал 6 декабря 1945 г. в Гродеково, в тюрьме для пересыльных поэт Арсений Несмелов. В конце1950-х гг., правда, советское консульство объявило о том, что все желающие могут вернуться на Родину, чтобы помочь своей стране поднимать целинные и залежные земли, искупив тем самым свою вину. На сборы дали три дня. Некоторые воспользовались этой возможностью, другие же не поняли спешки. Староста харбинского храма Любовь Николаевна Ли (Шитова) рассказывала, что в 1950-е гг. в храмах города можно было в последний раз услышать хоровое пение, тогда город был ещё русским, а храмы были полны прихожанами. В 1960-е гг. наступило охлаждение советско-китайских отношений. Даже ходить по улице русским было не безопасно. Михаил Михайлович переодевался в китайскую одежду, нахлобучивал пониже шапку и шёл в магазин, чтобы купить продукты не только себе, но и одинокой, боявшейся выйти на улицу Нине Афанасьевне Давиденко – ещё одной русской, живущей в Харбине. В 1962 г. с Михаилом Михайловичем случилось горе – умерла мама Елизавета Алексеевна. Как и всех русских людей Харбина её похоронили на Успенском кладбище, разрушенном в конце 1960-х гг. активистами культурной революции. Сын перенёс прах матери на новое кладбище в местечко Хуаншань под Харбином. Там же похоронили и брата – Алексея. Всю свою жизнь Михаил Михайлович прожил один, так и не женившись. Часто ходил в Покровский храм, общался с последними русскими эмигрантами, оставшимися в Харбине. До конца своих дней он оставался глубоко верующим русским человеком. Писатель В.В. Рыльский, которому посчастливилось лично пообщаться с Михаилом Михайловичем, отмечает, что с его уходом «остро ощущаешь, каких людей потеряла Россия». Михаил Михайлович всю свою жизнь сохранял русское подданство, что сильно осложняло его жизнь в Китае, лишало возможности получать пенсию. Однако в России он так больше никогда и не побывал, боялся, что разочаруется, боялся, что его не пустят назад в Китай. Последние годы жизни он хотел провести в монастыре на Аляске, но из-за болезни и преклонного возраста ему это не удалось^[5]. Оставшись совершенно один, Михаил Михайлович часто приезжал на русское кладбище. Незадолго до его смерти приезжавшими в Харбин журналистами и исследователями даже были сделаны весьма скорбные фотографии, запечатлевшие больного и измученного старика на фоне крестов и могильных плит русского кладбища. Михаил Михайлович скончался 27 июля 2000 г., похоронили его рядом с храмом, построенным на территории кладбища, а на надгробной плите сделали надпись: «Мир праху твоему, истинному христианину». Жизнь русской женщины Нины Афанасьевны Давиденко началась и завершилась в Китае. Она родилась 8 декабря 1910 г. в двухэтажном доме деревни Хэидохэцзэ провинции Хэйлунцзян. Через три года после её рождения родители Нины Афанасьевны Афанасий Фёдорович (15.12.1988.-16.03.1946) и Меланья Мироновна переехали в Харбин на 5-ю Китайскую улицу района Даоли. Родители позаботились о том, чтобы их дочь получила хорошее образование. Нина Афанасьевна свободно говорила по-английски и по-французски, знала латынь, закончила курсы бухгалтеров, много читала. Книги стали её главными спутниками на всю жизнь. Как и её подруга Ефросинья Андреевна Никифорова Нина Афанасьевна так и не вышла замуж. В годы японской оккупации это было опасно, ведь очень многие в ту пору промышляли торговлей белыми женщинами. Позднее же в Харбине осталось очень мало русских, а связывать свою жизнь с китайцами они так и не захотели. Отчасти этому препятствовало и незнание китайского языка: в пору юности Харбин был русским городом, а, значит, потребности в нём не было, позднее же учить его уже не было ни сил, ни желания. В 1936 г. семья Нины Афанасьевны переехала жить в дом, расположенный на пересечение улиц Хунчжуан и Тунцзян. Его снесли только в 1993 г. В 1939 г. Нина Афанасьевна устроилась на работу бухгалтером в крупную русскую компанию «Чурин», где, получив повышение и став главным бухгалтером, проработала вплоть до 1954 г. Как и многие русские, Нина Афанасьевна думала о том, чтобы уехать из Китая. Но в 1946 г. умер её отец Афанасий Фёдорович, и они с больной матерью остались совершенно одни, без помощи и поддержки, а потому от мыслей о переезде пришлось отказаться. В 1956 г. Нина Афанасьевна переходит на новую работу – она становится библиотекарем в Харбинском промышленном университете, где отвечает за книги, выпущенные на русском языке. В 1957 г. ей снова довелось поработать бухгалтером, но уже в Совете мигрантов СССР (нынешнее здание центра науки и техники). Знавшие Нину Афанасьевну рассказывают, что она была очень молчаливой и сдержанной в эмоциях, ни с кем не общалась. А потому все её считали очень гордой и надменной. На работе общение с ней сводилось к официальному приветствию и обсуждению деловых вопросов. Хотя в другой, спокойной, «прошлой» жизни Нина была иной. Молоденькой девушкой она обожала театр и весёлые постановки, не раз сама принимала участие в театрализованных представлениях, переодеваясь то фрейлиной в напудренном парике, то пастушкой. Любила танцы. Играла на фортепиано. Это фортепиано с витыми подсвечниками сейчас можно увидеть в ресторане «Лосия» в Харбине. 14 декабря 1972 г. ушла из жизни Меланья Мироновна. Большего горя в жизни Нины Афанасьевны случиться не могло. Она осталась совсем одна. Теперь жизнь её превратилась в одну нескончаемую молитву. С 1973 г. сохранилось одно из писем Нины Афанасьевны к её родителям. Уже пожилая женщина писала письмо своим «дорогим папе и маме», рассказывая, как китайцы кидают ей вслед камни, как боится она выйти на улицу, как боится вида крови. За что?! Целый день она просидела в доме одна, умирая от чувства голода. Только на следующий день пришёл Мятов и принёс ей мяса, молока, вина. Они выпили по случаю её дня рождения за её здоровье. Мятов сказал, что хотя отношения между Советским Союзом и Китаем ухудшились, к ним это не имеет никакого отношения. Сказал, что и среди китайцев есть хорошие люди. Сказал… Потом он ушёл. А она снова осталась одна, молиться. От пережитого горя Нина Афанасьевна начинала потихоньку терять рассудок. Она и сама это уже понимала и не раз об этом писала в «письмах к родителям». Просила Господа поскорее забрать её к себе. Но Господу было угодно даровать ей долгую жизнь. Она встретила новое тысячелетие. Уже почти без памяти. Незадолго до её смерти харбинец Ху Хун выкупил у неё некоторые семейные вещи, фотографии, часть просто получил в дар. Эти вещи сейчас можно увидеть в его ресторане русской кухни «Лосия». Умерла Нина Афанасьевна на 91 году жизни 26 сентября 2001 г. Похоронили её на русском кладбище в Хуаншань. Однако воли «похоронить рядом с родителями» не выполнили. Даже после смерти она осталась одна. Владимир Алексеевич Зинченко родился 22 октября 1936 г. в Харбине. Его отец Алексей Яковлевич Зинченко был рядовым армии Колчака, бежавшим в 1918 г. в Харбин из Сибири. Судьба испытывала его на разных поприщах: в Китае он работал и на винодельном заводе, и на конюшне, и в булочной, и в кондитерской. Алексей Яковлевич пользовался большим уважением со стороны всех, с кем сталкивала его жизнь. Бывшего военного знали как трудолюбивого и дисциплинированного человека. Мать Владимира Алексеевича Матрёна Афанасьевна Морева пришла в Харбин пешком, вслед за обозом, вёзшим её раненого брата через Приморье и Корею. Ей тогда было всего 17 лет. На её долю выпало много горя, не раз в разговорах с сыном она вспоминала ужасы гражданской войны. В Харбине она в качестве уборщицы с большим трудом поступила на работу в общежитие мясокомбината, принадлежащего некоему англичанину. Брат же так и не смог найти работу на новом месте, вернулся на Родину, где без вести пропал. Бабушка Владимира Алексеевича осталась в России и в одном из писем дочери написала: «Как в жаркий день мне хочется пить, так и видеть тебя, но лучше ты не приезжай». Позднее стало известно, что старушка умерла с голоду, так как большевики изъяли весь хлеб. В 1932 г. Матрёна Афанасьевна вышла замуж за Алексея Яковлевича. Четыре года спустя у них родился сын Володя. И без того нелёгкая жизнь русских эмигрантов усугублялась диктатурой и жёсткостью японского режима. Из-за нежелания того, чтобы его сын поклонялся японскому небесному императору, Алексей Яковлевич даже перевёл Володю из обычной в школу при Николаевской церкви. В этой школе у мальчика появился хороший приятель-одногодка Николай Заика, ныне житель Австралии и, пожалуй, самый известный знаток Харбина. В 1944 г. умирает Алексей Яковлевич, «счастливо» не дожив до грядущих арестов. Утрата кормильца усугубилась тем, что в том же году Матрёна Афанасьевна потеряла работу. У семьи остаются только дойные коровы, которых содержал отец Владимира Алексеевича. Так восьмилетнему Володе пришлось быстро повзрослеть. Рано утром он разносил молоко русским, а затем шёл в школу. Заработанных денег не хватало даже на еду. По его воспоминаниям однажды на Пасху ему даже довелось есть картофель, предназначенный на корм скоту. Недоедание спровоцировало чахотку, преодолеть которую помогли только забота и выдержка матери^[6]. Спустя некоторое время мать Владимира Алексеевича вышла замуж за Николая Александровича Никитина. Можно предположить, что этот поступок во многом был продиктован бедственным положением семьи, ведь в качестве рабочего Николай Александрович стал приносить в семью 30 юаней в месяц, что было удовлетворительным заработком в то время. Впрочем, прожили Николай Александрович и Матрёна Афанасьевна в любви и умерли один за другим в 1973 г. Большую часть жизни Владимир Алексеевич прожил один. Мать так и не дождалась ни его свадьбы, ни тем более внуков. В 1982 г. он предпринял неудачную попытку завести семью, женившись на некой Алле, бабушка которой была русской. У них даже родилась дочь. Но вскоре Алла бросила его, уехав в Киргизию с уроженцем Синьцзяна. После этого Владимир Алексеевич снова попытался устроить своё личное счастье. Его избранница, китаянка по национальности, помогала ему вести домашнее хозяйство и ухаживать за коровой. Быт их почти наладился. Но однажды в дом ворвались двое неизвестных в масках. Они избили Владимира Алексеевича, сломали руку, отбили почки, покалечили ногу и, угрожая ножом, отняли у него 2500 долларов и часы. Зинченко до конца своих дней так и не оправился от этих побоев. После случившегося китаянка уехала от Зинченко, и для себя он решил, что «даже самая последняя русская лучше любой хорошей китаянки»^[7]. Хорошим другом Владимира Алексеевича был Михаил Михайлович Мятов. Смерть Мятова стала для него большим горем. «Нет больше дяди Миши! Куда я пойду!» - жаловался Владимир Алексеевич^[8]. Друзьям и знакомым Зинченко запомнился большим сибирским здоровяком, с громовым голосом, крутым нравом и прямолинейными высказываниями. О взаимоотношениях с китайцами он говорил: «Нас осуждала чернь, быдло. Грамотный китаец и виду не подаст, что неприязненно относится к русским, не скажет — зачем вы здесь живете, убирайтесь в Россию. Когда-то в Харбине и в полиции, и в суде, и в муниципалитете работали русские. Наши интересы были представлены всюду. На каждом квартале в будке сидели драгоманы-переводчики. Не обязательно было знать китайский язык, это мы приучали китайцев знать русский. А как пришла “культурная революция” — врагом номер один стал СССР, а номер два — США. Чтобы постричься в парикмахерской, нужно было процитировать Мао, а если не знаешь цитат — поклониться три раза его портрету. Я ни разу не кланялся. Ни японцам, ни китайцам”»^[9]. Последние годы жизни Зинченко провёл в страшных мучениях. Его ноги были изъедены варикозным расширением вен и васкулитом. Кровь и гной беспрестанно сочились из ран на его ногах. Без посторонней помощи он не мог сделать и шагу. Помощь по дому ему оказывали друзья, среди них было немало китайцев. Свою лепту в продление его жизни внёс и Русский клуб в Шанхае, собрав 14 февраля 2001 г. 1110 юаней добровольных пожертвований. Умер Владимир Алексеевич 7 мая 2002 г. Ефросинья Андреевна Никифорова родилась в 1910 г. Те авторы, которым довелось с ней пообщаться, местом её рождения называют разные города. И. Васильев указывает на Смоленск^[10]. А.И. Петров утверждает, что родилась Ефросинья Андреевна 15 мая (по старому стилю) 1910 г. в г. Мариинске к северо-востоку от Кемерово^[11]. А. Ярошенко рассказывает в своих черновых «записках», приводимых на «Восточном Полушарии», что её бабушка жила под Ельней, неподалёку от того места, где останавливался на отдых сам Наполеон. Родителями Ефросиньи Андреевны были Андрей Кузьмич и Мария Андреевна Никифоровы. Кроме Фроси в семье было ещё два сына – Николай и Владимир. Некоторое время Андрей Кузьмич проработал на Амурской железной дороге. Этот факт послужил тому, что от большевиков спасалась семья Никифоровых именно в Харбине – ключевом железнодорожном узле «Желтороссии». Произошло это в 1923 г., Фросе тогда было 13 лет. Приехав в Харбин, Андрей Кузьмич устроился главным бухгалтером в Дальневосточный банк. Это позволило семье жить в достатке, в то время как в России они нередко голодали. Обустраивая свой быт на новом месте, Никифоров купил у выезжавших из Китая русских мебель, в дальнейшем хранимую Ефросиньей Андреевной как память о России на протяжении всей её жизни. По приезде в Харбин Фрося начала ходить в русскую женскую гимназию, окончив которую, она поступила в 1930 г. в городскую аптеку (располагавшуюся на улице Да'аньцзе) учиться на фармацевта, а, пройдя курс обучения, успешно сдала все экзамены и получила квалификацию. В мае 1933 г. она начала свою трудовую деятельность. В 1936 г. на 51 году жизни от тяжёлой болезни скончался отец Ефросиньи Андреевны, что стало большим ударом для всей семьи. В том же году Ефросинья устраивается на новую работу в больницу Общества эмигрантов^[12] (А. Ярошенко же указывает на то, что более 50 лет она проработала в Харбинской городской аптеке). Рассказывают, что более старательного и ответственного сотрудника, чем она не было. Ефросинья Андреевна не выучила китайского языка, однако её китайские коллеги доверяли ей рассыпать любые лекарства, зная высокий профессионализм этой русской женщины. Нередко в городских больницах не хватало медсестёр, и она ночами выхаживала тяжелобольных. После смерти отца семья Никифоровых постепенно стала распадаться. Младшие братья обзавелись семьями и детьми, стали жить обособленно. Сама Ефросинья Андреевна замуж не вышла. Её возлюбленный изменил ей, и она так и не смогла оправиться от этого удара, направив все свои женские силы и нерастраченную нежность на работу^[13]. В 1946 г. в Советский Союз уехал Николай, в 1954 г. на казахские целинные земли – Владимир. После отъезда второго брата в Китае остались только мать и дочь. Вместе они прожили до 1976 г., когда умерла мать Ефросиньи Андреевны. После кончины матери Ефросинья Андреевна осталась совершенно одна. Вскоре дом, в котором она с родителями жила так долго, снесли, а одинокую пожилую женщину поселили в маленькой комнате в ста метрах от харбинского «Арбата». Трудно сказать, как выглядел этот дом в то время, но сейчас он представляет собой жуткое зрелище. Изначально светло окрашенное здание превратилось в грязно-чёрное сооружение с зияющими дырами чёрных окон. Печное отопление, туалет на улице, горячая вода отсутствует, холодная бывает крайне редко, а потому местные жители ходят за ней в соседний дом. В этих условиях Ефросинья Андреевна прожила долгих тридцать лет, ставших для неё годами пронзительного одиночества, холода, нищеты и болезней. Все эти годы она неистово молилась, повторяя: «Шире спины Господь крест не положит». Александр Ярошенко, журналист из Приморья, узнавший о судьбе этой русской женщины, всеми силами своего большого сердца стремился ей помочь. Его же перу принадлежат самые горестные строки, описавшие ужасы последних дней Ефросиньи Андреевны. Катаракта, вызвавшая почти полную слепоту, опухоль головного мозга, неоперабельный рак молочной железы – вот тот далеко не полный список болезней, которые были обнаружены у «последней русской». Сотрудники аптеки, в которой она проработала столько лет, купили ей гроб и похоронные принадлежности. А Ефросинья Андреевна продолжала жить. В своих записках Ярошенко писал: «Предпоследний раз я был у неё в фестивальном сентябре, встреча была особенно гнетущая. Грязь, запустение, холод, взгляд загнанного в пропасть человека, питающегося несвежими кусками. Немощь настолько задавила её, что она не способна была вскипятить себе чай. Старческая рука с давно нестрижеными ногтями схватила мою ладонь, в незрячих глазах горел жар боли, а беззубый рот хрипел: «Сашка! Не бросайте меня! Почему я никому не нужна? Я же русская и ничего кроме добра людям не делала… За что это всё?! Помогите Христа ради!» - исступлённо шептала девяностопятилетняя женщина. Уходил от неё, не видя перед собой дороги»^[14]. Ей так трудно было жить одной, без помощи сиделки. Но китаянки у неё долго не задерживались, а русские не приезжали. Ярошенко обратился за помощью даже к Владыке Гавриилу с просьбой найти монахиню, готовую послужить во славу Божию, ухаживая за старой женщиной, но желающих не нашлось. На призыв откликнулась Галина Борисовна Зубакина. Приехав в Харбин, она отчистила комнату-конуру Ефросиньи Андреевны, накормила её манной кашей. Старая женщина была так тронута этой бесхитростной заботой, что не могла сдержать слёз: «Галя, ты варила руками моей мамы, чудо сотворила»^[15]. На вопрос Галины Борисовны о том, что хочется ей в качестве подарка на Новый год, Ефросинья Андреевна ответила: «Помой мне спинку, лет пять никто не мыл». Ушла из жизни Ефросинья Андреевна в возрасте 96 лет 22 сентября 2006 г. В эти дни в Харбине проходил кинофорум «Амурская осень». Актёры из России пришли проводить Ефросинью Андреевну в последний путь. Среди них была и Валентина Талызина: «Не могла не придти. Может, это дань всему русскому Харбину ушедшему. И Ефросинье Андреевне как последней». Говорят, прямо перед смертью к осколку русского Харбина случайно заехал православный священник. Спустя несколько часов после разговора и совместной молитвы Ефросиньи Андреевны не стало^[16]. Так закончилась жизнь «старого» русского Харбина. Она была величественна и трагична. Сейчас Харбин – это уже совершенно другой город, который населяют другие люди с другим мироощущением и судьбами. Но позволим ли мы, русские, окончательно забыть о славной истории нашего присутствия в этом городе, стереть с лица земли могилы наших предков и прекрасные памятники русской архитектуры, или сделаем Харбин окном в мир дружественного Китая, зависит только от нас.

Ольга Курто

Примечания

Список использованной литературы

• Рыльский В.В. «Поездка в Япули»/«Русский журнал»/ http://magazines.russ.ru/ural/2005/2/ry5.html
• Рыльский В.В. «На русском кладбище в Харбине»/ http://www.bgpu.ru/almanah/2003/3_72.html
• Белоусов С. Дважды завербован // Проблемы Дальнего Востока. 1991. № 4. С. 132.
• Петров А.И. ««Советская бабушка» в Харбине»/ http://eps.dvo.ru/rap/2004/3/pdf/rap-114-122.pdf
• Цзен Ичжи «Самый молодой потомок русских эмигрантов в Харбине»/Русский клуб в Шанхае.
• Васильев И. «Последний житель Русской Атлантиды»/Дальинформ, №33, август/ http://www.dalinform.ru/default.aspx?cid=4&num=681&art=685
• Ярошенко А. Черновики статей/см. «Восточное Полушарие», 12.03.2006
• Интервью с Галиной Борисовой/ИА «Амур инфо», 04.03.2006.
• «В китайском Харбине скончалась последняя подданная Российской империи»/04.10.2006./www.1tv.ru

русская эмиграция, русские в Китае, Русский клуб в Харбине, Харбин